Стимпанк, драма
читать дальше
Холодные дождевые струи били по лицу, забирались под воротник и хлюпали в ботинках. Мэри бежала изо всех сил, лавируя между разноцветными зонтами прохожих. Майский ливень стоял стеной, мешая смотреть, заставляя часто-часто моргать от попадающей в глаза влаги и поминутно отбрасывать с лица мокрую челку. Город, такой неуютный и серый, стал вдруг совсем чужим, даже несмотря на то, что Мэри прожила здесь все десять лет своей жизни. Автомобили с грохотом проезжали по булыжной мостовой, окатывая неосторожных пешеходов тучами брызг, высоко над крышами медленно, но упорно сопротивляясь ветру, плыл дирежабль, почти теряясь на фоне беспросветых туч. И до дома было еще ох как далеко.
Шарахнувшись с дороги идущего навстречу господина в очень высокой шляпе и запотевших круглых очках, Мэри почувствовала, как левый ботинок скользит по мокрому тратуару, отчаянно замахала руками, чтобы сохранить равновесие, но мир уже завертелся вокруг нее и за секунду перевернулся с ног на макушку, обрушившись целым градом ледяных капель, покрывших с головы до ног и так промокшую девочку. Она поднялась, вытирая ладошкой лицо. Люди все также спешили мимо, не обращая на нее внимания, только чья-то собака потянулась к ней, забавно шмыгая носом, но хозяин нетерпеливо дернул за поводок, и любопытная морда тут же исчезла. Окна магазинчиков, еще не успевших закрыться на ночь, манили мягким уютным светом. Мэри обнаружила, что сидит как раз перед кукольной лавкой, у которой она так часто стояла днем, любуясь выставленными в витрине игрушками. Вот и сейчас они смотрели на нее оттуда, стоя среди бархатных и шелковых драпировок под защитой прочного стекла, девочке даже чудилось сочувствие в их фарфоровых лицах. Дождь все хлетстал, и хотелось заплакать от такой несправедливости, но в тот самый момент, когда она уже почти решилась на это, кто-то тронул ее за плечо.
- Ты простудишься, если будешь сидеть тут, - сказал сверху незнакомый, но приятный голос, перекрывая шум ливня и машин. - Заходи внутрь.
Дверь гостепреимно распахнулась перед ней, та самая дверь, к которой она даже не решалась подойти, потому что обычной маленькой замарашке совсем не место среди сияющего великолепия безумно дорогих игрушек для богатых детей. Но сейчас сам хозяин, вышедший, чтобы сменить табличку у входа магазинчика, приглашал ее войти. Мэри несмело шагнула за порог, и весь шум улицы мгновенно остался позади, уступив место тишине, наполненной легким цветочным ароматом, смешанным с запахами краски, фарфора и накрахмаленных тканей - всего того, чем пахнут новые игрушки. Мэри замерла у двери, боясь, что грязь с ее обуви безнадежно испачкает пол, если она сделает еще хоть шаг, но с жадностью разглядывая кукол. Их делал мастер, знаменитый на всю страну, и они казались почти живыми. Кудри всех оттенков обрамляли хорошенькие личики со вздернутыми носами, пышные юбки из самых дорогих тканей и кружев струились вокруг них блестящими водопадами, а изяществу крошечных стульев и столиков могли позавидовать лучшие столяры. Самым же притягательным и необыкновенным в куклах были глаза: никто не назвал бы их стеклянными, они походили на искусно ограненные драгоценные камни и, кажется, даже имели доброжелательное и чуть насмешливое выражение, как и нарисованные на фарфоровых лицах улыбки. Мэри почудилось, будто она и впрямь попала в сказку. Стянув свои заляпанные грязью растоптанные ботинки и пригладив растрепавшиеся под дождем светлые волосы, она несмело двинулась вперед, разглядывая бесконечные полки. Куклы на них жили своей жизнью: пили чай из разукрашенных цветами крошечных чашечек, спали на широких кроватях под шелковыми балдахинами, читали миниатюрные книжки, сидя на мягких диванчиках и просто красовались на специальных подставках, замерев в изящных позах. Все они, казались, только и ждали момента, пока любопытный человеческий взгляд оставит их в покое, чтобы ожить и отбросить в сторону надоевшие за день чашки и книжки, пуститься танцевать или завести друг с другом неспешный разговор. Делать все, что обычно делают люди, когда остаются наедине и никто их не видит. Мэри смотрела на кукол во все глаза, восхищаясь их красотой, и только одно казалось ей необъяснимо-странным: у всех кукол, что встречались ей на многочисленных полках, были одинаковые лица. Их волосы, платья и украшения придавали им разное настроение и делали образ каждой особенным и неповторимым, но черты лиц оставались неизменными, даже под прозрачными вуалями и широкополыми шляпками с лебедиными перьями этого нельзя было до конца скрыть.
В конце прямоугольной комнаты оказалась чуть приоткрытая дверь, ведущая в мастерскую хозяина. Маленькая и не имеющая окон, она освещалась только несколькими керосиновыми лампами, но их света вполне хватало, чтобы рассмотреть ее во всех подробностях. Все здеь тоже заполняли куклы, но еще не законченые, без аккуратных причесок и длинношерстных собачек на руках, лежащие в разобранном виде, пока без всякого выражения смотря в потолок своими удивительными глазами, и сходство между ними было более чем очевидным.
Сам мастер, сняв промокший плащ, сидел за массивным столом, занимающим половину комнаты. Был он еще не стар, как ожидала увидеть девочка (ну не может такой знаменитый человек быть таким молодым!), его длинные пшеничные волосы непослушными прядями выбивались из высокго хвоста, падая на лицо, а сосредоточенный взгляд устремлен к одной из кукол, сидящей перед ним. Быстро и уверенно мастер собирал ее из разложенных вокруг частей, то и дело ненадолго отстраняясь, чтобы осмотреть свою работу. Настолько слаженными и привычными были его движения, что не допускали ни единой ошибки - совсем скоро кукла станет такой же прекрасной, как ее сестры, и займет свое место на полке рядом с ними. За волшебным рождением нового произведения искусства можно было наблюдать часами, но первый же внимательный взгляд заставил Мэри поспешно отступить назад. Руки мастера, сейчас творившие настоящее волшебство, и сами были не настоящими. Гладкий фарфор идеаьно повторял форму человеческой конечности, но в местах, где он крепился к живой коже, остались страшные неровные шрамы, заставляющие сердце сжиматься от ужаса и пропускать очередной удар. Оторвавшись от работы, кукольник поднял взглд на вошедшую девочку. Но были ли его глаза настоящими, или это то же разноцветное стекло, что украшает лица изысканных игрушек? Одинаковые, как близнецы, лица, и в этой похожести, конечно, тоже есть свой тайный смысл. Мэри сделала еще один крохотный шаг назад. Странный холод чувствовался в воздухе, и холод этот, несомненно, исходил от хозяина магазинчика.
Почувствовав на себе ее взгляд, мастер расправил закатанные рукава, пряча под ними пугающие рубцы. Не менее уродливые шрамы скрывались и внутри, в душе, но их выдавала только слегка фальшивая улыба - кукольный мастер, как и его творения, не умел улыбаться по-другому. Однако улыбка эта была доброй.
- Не стесняйся, пожалуйста, - сказал он девочке. - Тебе ведь нравятся куклы?
«Да, очень нравятся!» - хотелось согласиться ей. Сколько раз она стояла перед витриной, поднявшись на цыпочки, чтобы получше рассмотреть их, сколько раз видела во сне эти необыкновенные, восхитительные игрушки и мечтала подержать в руках хоть одну из них! Но что еще прячется за странной, будто нарисованной, улыбкой мастера? Мэри оглянулась на дверь - всего тридцать шагов, и она снова окажется на вечерней улице холодного хмурого города. Только двери, как и в любом магазинчике, уже были заперты на ночь, и выйти она не могла. Девочка снова посмотрела на мастера. Если забыть о шрамах, о том, что его глаза на миг показались ей стеклянными, то он выглядел очень милым и совсем не внушал ужаса. Но только если забыть...