Первая глава. Предположительно, будет продолжение.
читать дальшеБольше нет сил терпеть. Болит голова. Так сильно, что кажется, будто в нее вливают раскаленный свинец, медленно, по капле...
Глава 1.
Давят на мозг стены, покрытые грязно-желтой, крошащейся плиткой, и разбитая лампа противно скрепит, раскачиваясь под потолком на ржавом запыленном проводе. Больше нет сил терпеть. Болит голова. Так сильно, что кажется, будто в нее вливают раскаленный свинец, медленно, по капле. Я падаю на колени и вою, сжимая ладонями виски, вою до хрипоты, царапая колени о мелкую каменную крошку на полу. Собственный голос, искаженный эхом, ненадолго перекрывает шум в ушах, но даже от этого мне не становится легче и боль в голове не проходит, как бывало когда-то раньше. Бьюсь лбом о пол, чтобы новой яркой вспышкой боли затмить прежнюю, ноющую глубоко внутри. Смаргиваю навернувшиеся на глаза слезы и стеклянным, невидящим взглядом смотрю на растерзанное, залитое кровью тело, рядом с которым сижу.
Она сказала, что ее зовут Настя. Как мило! Также звали и ту, другую, из прошлого, которое сейчас не имеет значения. С гладкими темно-русыми волосами и густой челкой. Немного курносая. Чуть менее худая, чем надо, чтобы мне понравиться. Впрочем, она и не должна мне нравиться, это только усложнило бы дело. С темными глазами. И неприятной привычкой строить из себя доброжелательность и правильность, от которой мне все время становится дурно. Когда я заговорил с ней, она широко улыбалась и кокетливо отводила глаза. Меня это бесило и ужасно хотелось врезать ей по зубам, но я сдерживался изо всех сил, и ничем себя не выдал. Мне быстро удалось уговорить ее выпить чашечку кофе. Чисто по-дружески. Хех. Доза была рассчитана идеально, девушка отключилась как раз на выходе из кафе. С каким же осуждением смотрели люди, когда я тащил ее по городу! Они думали, она пьяна. Где-то и с кем-то напилась до такой степени, что уже не в состоянии переставлять ноги, а я, как заботливый и любящий парень, веду ее домой. Как весело это было! И я привел ее домой. Не к ней и не к себе, но к своему безумию и к тем, кто уже "жил" здесь до нее. Старая заброшенная школа, просто идеальное место. Эта комната была самой большой на этаже, и самой хорошо сохранившейся. Я всегда берег ее для какой-нибудь особенной девочки. Что ж, она наверняка считала себя такой, так пусть гордится тем, какая честь была ей оказана. Если б она еще знала об этом...
Я привязал ее к той стене, где раньше висела школьная доска. Там как раз остались торчать гвозди - достаточно прочные и удобные, чтобы закрепить на них веревки для ее рук. Распростертая на серо-голубой выцветшей стене, она выглядела весьма жалко. Я сорвал с нее одежду - короткую кожаную куртку и вязаный жилет с рубашкой, темные джинсы и даже ботинки. Все стильное и дорогое - для девушки, которая пытается выглядеть серьезно, но не просто. Для девушки, которая на самом деле просто маленькая тварь.
Она быстро очнулась от холодного воздуха, охватившего ее голое тело. Стекла в окнах были давно разбиты, в комнате гулял ветер. Осознав свое положение, она сразу задергалась и потребовала ее отпустить. Даже угрожала мне полицией и тюрьмой, какими-то влиятельными родственниками. Сразу видно, что она совсем меня не знает и плохо разбирается в людях, иначе она бы поняла, что все это бесполезно. Мне и так осталось недолго, в тюрьме или без нее, так какая тогда разница? Стало смешно. Я, не сдержавшись, захохотал. Видимо, это продолжалось долго, потому что на глазах выступили слезы, а девушка, когда я успокоился, уже не кричала, а только испуганно на меня смотрела. Неужели мой истеричный смех смог так ее напугать? Надо будет запомнить это на следующий раз. Если, конечно, он будет. А я не терял времени, ведь все уже давно было готово. Простой складной нож привычно скользнул мне в руку. Дешевая, но довольно прочная игрушка, уже проверенная в деле. Он нравится мне больше всех, хотя порой приходится прилагать немало сил из-за плохо наточенного лезвия. Но так ведь только интересней?
Я провел ножом по ее щеке, оставив неглубокий порез. Она вскрикнула. Даже не знаю, зачем я это сделал, обычно я не трогаю их лица. В этот раз захотелось попробовать. Так себе, если честно, ощущения, только противный визг, от которого закладывает уши. Я прочертил на ее теле еще несколько таких же порезов - он визжала каждый раз все громче. Кожа украсилась яркими линиями на груди, животе и руках. Самым противным мне показалось то, что волосы, уже далеко не такие гладко причесанные, как днем, свешиваются вперед, закрывая от меня ее лицо. Недолго думая, я собрал их в ладонь и отстриг до половины - нож больше рвал, чем резал, и несколько прядей все же выскользнули назад, но большая часть все же укоротилась достаточно, чтобы не скрывать глаз. Испуганных, расширенных от страха карих глаз. Этот момент я люблю больше всего: когда жертва уже понимает, что ее ждет, но пытается не терять надежды и бороться. Даже когда бороться бесполезно. Они так долго не сдаются, будто их жалкая жизнь стоит чего-то большего.
В это время я услышал голоса внизу, и они не дали мне полностью насладиться процессом. Ничего особенного там, конечно, не происходит, какие-то подростки из тех, что приходят сюда тайком курить травку и шарахаются от каждого звука, но такое соседство мне все равно неприятно. Решил разогнать их, чтобы после никто уже не тревожил нас здесь и можно было вдоволь наиграться с моей новой подружкой. С некоторым сожалением я оставил ее ненадолго одну, давая ей слабую надежду. Может, она подумает, что я не вернусь, или что сейчас ее найдут и спасут. Наверняка примется кричать, что есть сил. Только это никогда ни к чему не приводит, потому что здесь собираются только те, кого не волнуют чужие крики. Такое уж тут место.
Я вернулся спустя каких-то пять минут, но меня ждало неприятное разочарование: комната была пуста. Неужели я не достаточно надежно привязал ее, поторопился? Вот они, веревки, висят на прежнем месте, на них даже осталась ободранная кожа. Значит, как-то вывернулась. Но это не беда: далеко ей тут не убежать, я знаю это здание вдоль и поперек, оно мне как родное. Немного раздосадованный, я отправился на поиски беглянки. В голове нарастала привычная тупая боль. Моя вечная спутница. Она появилась уже давно, и скоро она меня убьет. Я схватился рукой за стену, когда меня качнуло в сторону, но не стал останавливаться. Это стало уже почти привычно, так что не стоит внимания. Но вот в конце коридора выросла белая дверь с черным треугольником вверху. Глупышке невдомек, но эта дверь здесь никогда не закрывается...
Раньше здесь был туалет для девушек. Она забилась в одну из кабинок и сидела там, сжавшись в комок и дрожа, как новорожденный щенок. Думала, что эта маленькая провонявшая канализацией нора спрячет ее? Я выволок девушку за остатки волос и наотмашь ударил по лицу, бросив на пол. Она заскулила. Явно потеряла всякую надежду и теперь ждет, что мне надоест, и я ее прикончу. Как бы не так. Острый осколок кафельной плитки воткнулся в ладонь вывернутой руки, вызывая новый крик. Да, я сделаю все, чтобы они кричали как можно громче, только потому, что их крики хоть ненадолго заглушают шум в моей голове. Я лишь пытался чужой болью изгнать свою. И продолжал колоть, резать и кромсать, выжимая из ее охрипшего уже горла новые и новые крики. Кровь размазывалась по гладкому когда-то полу, собираясь в щелях ручейками. Я почувствовал пьянящую эйфорию, вытесняющую все лишнее из моей измученной головы. Это такое блаженство - не слышать шума, не терпеть боли в висках, так что я готов проделывать эту кровавую сцену сколько угодно, ведь она обеспечивает мне короткое мнимое спокойствие.
Я оставил девушку только когда она совсем затихла. Смотреть на нее было неприятно: на теле не осталось ни одного живого места. Потому я просто сел на пол, уставившись на стену. Ржавчина проползла между плитками, разделяя их грязной лентой. Сверху легли алые брызги, превратив все в странную сюрреалистическую картину. Я всматривался в нее и видел в этих разводах и пятнах далекое космическое пространство, пейзажи пустыни и звездное небо. Интересно, где-то там, на других планетах, тоже вот так умирают люди? Почему они умирают? Что напишут на их могилах, что скажут их родные? Анастасия... как ее там... Дидковая или Дидковская... - что за странная фамилия? - трагически погибла от руки серийного маньяка, седьмого сентября. Стала жертвой помешанного убийцы... А кто скажет правду? Ее не принято произносить, ее следует прятать, как крошечную иглу в человеческой голове, как каплю яда, что медленно разъедает разум. И эта Анастасия - просто одна из многих.
Я старался не смотреть на труп, но встать и уйти не было сил. Я не жалел ее, мне было мерзко и противно от того, что вот эта кучу переломанных костей и мяса, эта растекающаяся по полу кровь - все, из чего состоит человек. Что мы все такие, и я тоже. Мы гнием заживо, я - в прямом смысле, она, как и вся молодежь сейчас, - в душе. И, когда закончим гнить, не останется ничего.
Пока я думал над этим, в мою голову вернулся шум. И боль. Намного быстрее, чем раньше. Когда-то после такого она уходила на несколько дней, потом на сутки или несколько часов, теперь - всего лишь на пару десятков минут. И все же, воя и прикладываясь головой о пол, я уже знаю, что повторю это снова, просто по выработавшейся уже привычке и глупой, беспричинной надежде на то, что мне это поможет. Именно с такой надеждой мои жертвы пытаются убежать от меня... Но я, в отличие от них, слишком хорошо знаю того, от кого бегу, я не жду от него ни слабости, ни сочувствия...