Эйнар
Последние слабые крики стихали под высокими сводами храма, разносимые гулким эхом. Раб - совсем еще мальчишка - обвис в цепях, больше не имея сил бороться с болью и подступающей темнотой. Душа медленно и неохотно, но все же покидала его истерзанное тело, прикованное к холодному алтарному камню. Светло-русые волосы слипшимися от пота прядями закрывали его лицо - единственную часть тела, которой не коснулась рука палача, потому что принесенная жертва должна сохранять красоту, иначе капризная богиня не примет её. Тонкие пальцы мальчика, переломанные грубыми тисками, еще дергались в слабых предсмертных конвульсиях, дрожь агонии сотрясала несчастного. Все его тело покрывали свежие рубцы, продолжающие сочиться кровью. Кожа на запястьях и голенях до мяса стерлась железными кандалами, так сильно сдавливающих руки и ноги, что он давно перестал их чувствовать. На бледной груди под ножами жриц расцвёл алым сложный рунический узор, посвящающий жертву владычице. Плоский живот был вспорот острыми лезвиями, и вырванные внутренности бесформенной кучей лежали на окровавленном камне. Кровь многих сотен жертв окрасила этот алтарь, и еще столько же примут на нем долгую и мучительную смерть, пока жестокая богиня не натешится вдосталь и не придумает для себя новое, еще более ужасное развлечение...
***
Эйнар уже не чувствовал холода своей каменной тюрьмы, в которой провел несколько последних дней, показавшихся ему месяцами. Его привезли сюда около недели назад, как подсказывало ему внутреннее чувство времени, никогда раньше не подводившее, но сбитое с толку в этом подземелье без окон. Пленников держали в крошечных подземных комнатах, и выходили они из них только для того, чтобы через пару минут оказаться на алтаре. Ночами Эйнар слышал детский плач за стеной, он знал, что там томятся еще трое или четверо мальчиков, с ужасом ожидающие своей участи. Детей привезли сюда из сожженных деревень, и половина из них уже были убиты. Эйнар же был эльфом, проведшим в этих подземельях всю жизнь, но даже он поражался жестокости жриц и боялся их. Все, кто был в здравом уме, боялись их. Живое воплощение своей кровожадной госпожи, они вселяли ужас одним видом. Девочек, будущих жриц для храма Асмидиске отбирали еще в раннем детстве и воспитывали в этих стенах. Никто не знает, как проходит это воспитание, но любая мать испытывает истинную гордость, когда её дочь выбирают для служения, хотя и знает, что теряет её навсегда. Жрицы редко покидают храм. Все их ритуалы и магия окутаны зловещей тайной, и лишь перед своей смертью жертва может увидеть часть из них. Сейчас, сидя в полной темноте на холодном каменном полу, Эйнар отчетливо слышал крики и стоны очередного мальчика, чье тело сейчас истязали служительницы Асмидиске. Эти крики въедались в мозг, и даже зажав уши, Эйнар продолжал слышать их. Мальчик давно перестал молить о пощаде - всем было известно, что никто и никогда не выходил отсюда живым. Теперь жертва издавала лишь истошные животные крики, сорванный голос хрипел и горло кровоточило, но каждый раз очередной удар извлекал из него новый крик. Это был уже третий ребенок, замученный, пока Эйнар сидел здесь.
Молодой эльф скорчился, снова затыкая уши, хотя и знал, что это бесполезно. Какого же сейчас тем несчастным детям, которые сидят за стеной, если даже он, воин, привыкший к смертям, не мог больше этого выносить? Темные эльфы славились своей жестокостью. Будучи еще совсем юным, по их меркам, Эйнар убивал уже много раз. Он никогда не испытывал страха перед смертью, и перерезать горло человеку любого возраста было для него так же просто, как заколоть козу. Но жрицы не просто убивали, они упивались этим, их целью было растянуть агонию жертвы как можно дольше, на часы и даже дни, они пытали не ради добычи важных сведений, а лишь для получения удовольствия. Такова была их богиня, и они старались во всем подражать ей...
Эйнар происходил из знатной семьи, он, как послушный сын, почитал традиции и преклонялся перед богиней Асмидиске, его ждало светлое будущее. Как вышло, что в один момент он потерял все, что у него было? Юноша старался отогнать от себя эти воспоминания, причиняющие боль не меньше, чем стоны и плач, доносящиеся из глубин храма. Он никогда не замечал за собой сочувствия к другим, но теперь почему-то все его чувства обострились, как никогда…
Эйнар не заметил, как провалился в тяжелую вязкую дрему, его сознание будто раздвоилось: часть его продолжало отстраненно замечать все звуки и даже малейшие шорохи, а другая погрузилась в мягкую черную пелену.
Очнувшись, Он поднялся на ноги, разминая затекшие конечности. Тревожный сон не принес отдыха, он только сильнее замерз и чувствовал себя совершенно опустошенным. Что-то было не так, и лишь через минуту до него дошло, что крики стихли. Отчетливее стали шорохи по углам и тени как будто сгустились, если только это было возможно. Все проведенное здесь время юношу не покидало ощущение, что за ним наблюдают. Вероятно, это так и было, ведь ничто в этих стенах не могло укрыться от глаз богини и её служительниц. При мысли об этом Эйнара пробирал озноб, и юноша с удивлением осознал, что только сейчас по-настоящему понял, что такое страх.
Шагов слышно не было, только в конце длинного коридора возник огонек, который быстро приблизился. Три жрицы остановились как раз напротив камеры Эйнара. Сначала, ослепленный их факелами, он отступил назад и закрыл лицо ладонями, но когда глаза привыкли к этому неяркому свету, смог рассмотреть пришедших. Их лица, словно выточенные из мрамора скульптуры, были удивительно похожи друг на друга и не выражали никаких эмоций. Подведенные черной краской глаза смотрели холодно и прямо, черные же волосы, заплетенные во множество косичек и забранные потом в высокие хвосты, плавно спускались вдоль прямых спин. Кожу девушек покрывали темно-красные татуировки, изображающие сложные узоры древнего непонятного Эйнару письма. Они были одеты в длинные облегающие платья из черного шелка, с глубокими вырезами на груди, в которых поблескивали серебряные медальоны.
- Сегодня этот. - Ровным глубоким голосом сказала старшая из жриц. Замок отперли, и Эйнар оказался перед ними, обнаженный и совершенно беспомощный, исчезла даже призрачная защита дверной решетки, и юноша особенно остро почувствовал на себе дыхание близкой смерти. Немалого усилия стоило ему удержать себя в руках, но суровое отцовское воспитание не позволило потерять голову и поддаться панике.
Ему сковали цепью руки и завязали глаза, так что весь путь к святилищу показался юноше одним темным пятном. Но вот его спины коснулся холодный гладкий камень, и повязка спала с глаз, позволяя хоть немного осмотреться.
Эйнар находился в ярко освещенном зале, заполненном колоннами. Прямо перед юношей возвышалась огромная статуя богини, глядящая на него с жестоким азартом и предвкушением зрелища. Пятеро жриц, как тени своей госпожи, обступили его. Старшая из них начала читать длинную молитву на древнем тягучем языке. Она воздевала руки к статуе и призывала богиню сойти к ним и принять подношение. Между тем ее помощницы подожгли какие-то травы, дым которых сразу заполнил воздух, и заставили Эйнара выпить горький обжигающий напиток из украшенного рунами кубка. Все это делалось лишь для того, чтобы не позволить жертве умереть слишком быстро, и Эйнар прекрасно знал это. Вот его груди коснулось тонкое лезвие, вырезая на коже ритуальный узор. Он терпел, стиснув зубы: пока это была лишь прелюдия. Какую-то жидкость плеснули на свежие порезы, и их обожгло, будто огнем. Жрицы хором пели свое странное заклинание, от выпитого зелья и запаха трав кружилась голова, причудливые тени кружили по залу, и было уже не понятно, отбрасывали ли их колонны и статуи или это духи явились из-за грани посмотреть на казнь молодого предателя. Эйнар уже плохо осознавал, Что происходит. Сквозь пелену бреда врывалась резкими огнями боль, а взгляд статуи казался теперь довольным и еще более кровожадным, нетерпеливо жаждущим продолжения. Юноша почувствовал, как его мизинца коснулись концы специальных тисков, и они уже начали сжиматься, но голос старшей жрицы остановил это:
- Погоди, сестра. Мы не будем ломать ему руки, они пригодятся, чтобы сражаться в армии нашей Госпожи.
Эйнар уже не раз слышал об этом. Души воинов их народа составляют бесчисленный призрачный легион богини, а предатели, такие как он, становятся там гончими псами...
Снова потянулись слова песни, непонятные, но навевающие апатию своим звучанием. Эйнар снова почувствовал прикосновение стали - в руках старшей жрицы был изогнутый ритуальный кинжал, весь покрытый рунами и потеками засохшей крови. Лезвие вонзилось ему в живот, с удивительной легкостью рассекая мышцы и против воли вырывая из груди болезненный стон. Эйнар дернулся, но стальные кольца надежно держали его, не позволяя сдвинуться с места. Ему казалось, что он слышит смех богини, заполняющий все пространство вокруг. И сквозь этот смех ворвался голос, что-то торопливо говорящий. Он так и не смог разобрать слов, но его вдруг оставили в покое и жрицы торопливо покинули святилище, бросив свои инструменты и не завершив ритуала. Эйнару было совершено все равно, что заставило их это сделать, он лишь радовался неожиданной передышке.
Все еще витающий в воздухе дым от курящихся трав не давал юноше потерять сознание и окунуться в спасительное беспамятство. Боль вгрызалась в него, подобно недавнему кинжалу, заставляя мечтать о том, чтобы скорее расстаться с жизнью...
Эйнар думал, что остался один, не считая таящихся по углам теней. Но через несколько мучительно долгих минут от одной из колонн отделилась фигура, и к нему приблизилась жрица. Мысленно он уже приготовился к продолжению пытки, но девушка почему-то не спешила браться за нож, а молча стояла и смотрела на него. Эйнар, пытаясь отвлечься от собственной боли, стал разглядывать ее. Много раз проколотые уши, сложная прическа, узор на лице - все точно также, как и у других жриц. У них не бывает каких-либо знаков отличия, кроме верховной, единственной, кому позволено покидать храм и кто имеет власть не меньшую, чем главные советники. Между тем, девушка продолжала внимательно смотреть на него.
- Ты не узнаешь меня? - вдруг спросила она тихим и печальным голосом.
Эйнар хотел было ответить отрицательно, ведь у него никогда не было и не могло быть знакомых жриц, но он вдруг вспомнил.
Больше десяти лет назад его маленькую шестилетнюю сестру забрали в храм...
- Ниора? - голос звучал хрипло, не только от боли, но и от удивления. Он не надеялся когда-либо встретиться с ней и уже почти забыл о её существовании. Вероятно, и она узнала его только благодаря отличительной татуировке, которая бывает у всех членов знатных семей.
- Да, брат.
И, подчиняясь какому-то мимолетному порыву, она вдруг обняла его. Только сейчас, глядя в глаза, которые так походили на ее собственный, она поняла, что, войдя в храм маленькой девочкой, потеряла нечто важное. У жриц Асмидиске нет семей. Они забывают лицо и имена своих родных, они никого не любят и никого не жалеют. Богиня войны не терпит слабости… Но так больно бывает долгими ночами без сна, когда нежданно возвращаются обрывки воспоминаний из той, другой жизни. Ниору забрали очень поздно – ей уже исполнилось шесть. Это было ошибкой, и, если бы не ее невероятно сильный дар в магии, она бы так и не вошла в этот храм. О, как завидовала она своим сестрам, которые не помнили другого дома кроме их общих спален на верхних этажах храма! А теперь судьба (или богиня?) подбрасывает ей новое испытание, заставляя смотреть на долгую и мучительную смерть родного брата.
Последние слабые крики стихали под высокими сводами храма, разносимые гулким эхом. Раб - совсем еще мальчишка - обвис в цепях, больше не имея сил бороться с болью и подступающей темнотой. Душа медленно и неохотно, но все же покидала его истерзанное тело, прикованное к холодному алтарному камню. Светло-русые волосы слипшимися от пота прядями закрывали его лицо - единственную часть тела, которой не коснулась рука палача, потому что принесенная жертва должна сохранять красоту, иначе капризная богиня не примет её. Тонкие пальцы мальчика, переломанные грубыми тисками, еще дергались в слабых предсмертных конвульсиях, дрожь агонии сотрясала несчастного. Все его тело покрывали свежие рубцы, продолжающие сочиться кровью. Кожа на запястьях и голенях до мяса стерлась железными кандалами, так сильно сдавливающих руки и ноги, что он давно перестал их чувствовать. На бледной груди под ножами жриц расцвёл алым сложный рунический узор, посвящающий жертву владычице. Плоский живот был вспорот острыми лезвиями, и вырванные внутренности бесформенной кучей лежали на окровавленном камне. Кровь многих сотен жертв окрасила этот алтарь, и еще столько же примут на нем долгую и мучительную смерть, пока жестокая богиня не натешится вдосталь и не придумает для себя новое, еще более ужасное развлечение...
***
Эйнар уже не чувствовал холода своей каменной тюрьмы, в которой провел несколько последних дней, показавшихся ему месяцами. Его привезли сюда около недели назад, как подсказывало ему внутреннее чувство времени, никогда раньше не подводившее, но сбитое с толку в этом подземелье без окон. Пленников держали в крошечных подземных комнатах, и выходили они из них только для того, чтобы через пару минут оказаться на алтаре. Ночами Эйнар слышал детский плач за стеной, он знал, что там томятся еще трое или четверо мальчиков, с ужасом ожидающие своей участи. Детей привезли сюда из сожженных деревень, и половина из них уже были убиты. Эйнар же был эльфом, проведшим в этих подземельях всю жизнь, но даже он поражался жестокости жриц и боялся их. Все, кто был в здравом уме, боялись их. Живое воплощение своей кровожадной госпожи, они вселяли ужас одним видом. Девочек, будущих жриц для храма Асмидиске отбирали еще в раннем детстве и воспитывали в этих стенах. Никто не знает, как проходит это воспитание, но любая мать испытывает истинную гордость, когда её дочь выбирают для служения, хотя и знает, что теряет её навсегда. Жрицы редко покидают храм. Все их ритуалы и магия окутаны зловещей тайной, и лишь перед своей смертью жертва может увидеть часть из них. Сейчас, сидя в полной темноте на холодном каменном полу, Эйнар отчетливо слышал крики и стоны очередного мальчика, чье тело сейчас истязали служительницы Асмидиске. Эти крики въедались в мозг, и даже зажав уши, Эйнар продолжал слышать их. Мальчик давно перестал молить о пощаде - всем было известно, что никто и никогда не выходил отсюда живым. Теперь жертва издавала лишь истошные животные крики, сорванный голос хрипел и горло кровоточило, но каждый раз очередной удар извлекал из него новый крик. Это был уже третий ребенок, замученный, пока Эйнар сидел здесь.
Молодой эльф скорчился, снова затыкая уши, хотя и знал, что это бесполезно. Какого же сейчас тем несчастным детям, которые сидят за стеной, если даже он, воин, привыкший к смертям, не мог больше этого выносить? Темные эльфы славились своей жестокостью. Будучи еще совсем юным, по их меркам, Эйнар убивал уже много раз. Он никогда не испытывал страха перед смертью, и перерезать горло человеку любого возраста было для него так же просто, как заколоть козу. Но жрицы не просто убивали, они упивались этим, их целью было растянуть агонию жертвы как можно дольше, на часы и даже дни, они пытали не ради добычи важных сведений, а лишь для получения удовольствия. Такова была их богиня, и они старались во всем подражать ей...
Эйнар происходил из знатной семьи, он, как послушный сын, почитал традиции и преклонялся перед богиней Асмидиске, его ждало светлое будущее. Как вышло, что в один момент он потерял все, что у него было? Юноша старался отогнать от себя эти воспоминания, причиняющие боль не меньше, чем стоны и плач, доносящиеся из глубин храма. Он никогда не замечал за собой сочувствия к другим, но теперь почему-то все его чувства обострились, как никогда…
Эйнар не заметил, как провалился в тяжелую вязкую дрему, его сознание будто раздвоилось: часть его продолжало отстраненно замечать все звуки и даже малейшие шорохи, а другая погрузилась в мягкую черную пелену.
Очнувшись, Он поднялся на ноги, разминая затекшие конечности. Тревожный сон не принес отдыха, он только сильнее замерз и чувствовал себя совершенно опустошенным. Что-то было не так, и лишь через минуту до него дошло, что крики стихли. Отчетливее стали шорохи по углам и тени как будто сгустились, если только это было возможно. Все проведенное здесь время юношу не покидало ощущение, что за ним наблюдают. Вероятно, это так и было, ведь ничто в этих стенах не могло укрыться от глаз богини и её служительниц. При мысли об этом Эйнара пробирал озноб, и юноша с удивлением осознал, что только сейчас по-настоящему понял, что такое страх.
Шагов слышно не было, только в конце длинного коридора возник огонек, который быстро приблизился. Три жрицы остановились как раз напротив камеры Эйнара. Сначала, ослепленный их факелами, он отступил назад и закрыл лицо ладонями, но когда глаза привыкли к этому неяркому свету, смог рассмотреть пришедших. Их лица, словно выточенные из мрамора скульптуры, были удивительно похожи друг на друга и не выражали никаких эмоций. Подведенные черной краской глаза смотрели холодно и прямо, черные же волосы, заплетенные во множество косичек и забранные потом в высокие хвосты, плавно спускались вдоль прямых спин. Кожу девушек покрывали темно-красные татуировки, изображающие сложные узоры древнего непонятного Эйнару письма. Они были одеты в длинные облегающие платья из черного шелка, с глубокими вырезами на груди, в которых поблескивали серебряные медальоны.
- Сегодня этот. - Ровным глубоким голосом сказала старшая из жриц. Замок отперли, и Эйнар оказался перед ними, обнаженный и совершенно беспомощный, исчезла даже призрачная защита дверной решетки, и юноша особенно остро почувствовал на себе дыхание близкой смерти. Немалого усилия стоило ему удержать себя в руках, но суровое отцовское воспитание не позволило потерять голову и поддаться панике.
Ему сковали цепью руки и завязали глаза, так что весь путь к святилищу показался юноше одним темным пятном. Но вот его спины коснулся холодный гладкий камень, и повязка спала с глаз, позволяя хоть немного осмотреться.
Эйнар находился в ярко освещенном зале, заполненном колоннами. Прямо перед юношей возвышалась огромная статуя богини, глядящая на него с жестоким азартом и предвкушением зрелища. Пятеро жриц, как тени своей госпожи, обступили его. Старшая из них начала читать длинную молитву на древнем тягучем языке. Она воздевала руки к статуе и призывала богиню сойти к ним и принять подношение. Между тем ее помощницы подожгли какие-то травы, дым которых сразу заполнил воздух, и заставили Эйнара выпить горький обжигающий напиток из украшенного рунами кубка. Все это делалось лишь для того, чтобы не позволить жертве умереть слишком быстро, и Эйнар прекрасно знал это. Вот его груди коснулось тонкое лезвие, вырезая на коже ритуальный узор. Он терпел, стиснув зубы: пока это была лишь прелюдия. Какую-то жидкость плеснули на свежие порезы, и их обожгло, будто огнем. Жрицы хором пели свое странное заклинание, от выпитого зелья и запаха трав кружилась голова, причудливые тени кружили по залу, и было уже не понятно, отбрасывали ли их колонны и статуи или это духи явились из-за грани посмотреть на казнь молодого предателя. Эйнар уже плохо осознавал, Что происходит. Сквозь пелену бреда врывалась резкими огнями боль, а взгляд статуи казался теперь довольным и еще более кровожадным, нетерпеливо жаждущим продолжения. Юноша почувствовал, как его мизинца коснулись концы специальных тисков, и они уже начали сжиматься, но голос старшей жрицы остановил это:
- Погоди, сестра. Мы не будем ломать ему руки, они пригодятся, чтобы сражаться в армии нашей Госпожи.
Эйнар уже не раз слышал об этом. Души воинов их народа составляют бесчисленный призрачный легион богини, а предатели, такие как он, становятся там гончими псами...
Снова потянулись слова песни, непонятные, но навевающие апатию своим звучанием. Эйнар снова почувствовал прикосновение стали - в руках старшей жрицы был изогнутый ритуальный кинжал, весь покрытый рунами и потеками засохшей крови. Лезвие вонзилось ему в живот, с удивительной легкостью рассекая мышцы и против воли вырывая из груди болезненный стон. Эйнар дернулся, но стальные кольца надежно держали его, не позволяя сдвинуться с места. Ему казалось, что он слышит смех богини, заполняющий все пространство вокруг. И сквозь этот смех ворвался голос, что-то торопливо говорящий. Он так и не смог разобрать слов, но его вдруг оставили в покое и жрицы торопливо покинули святилище, бросив свои инструменты и не завершив ритуала. Эйнару было совершено все равно, что заставило их это сделать, он лишь радовался неожиданной передышке.
Все еще витающий в воздухе дым от курящихся трав не давал юноше потерять сознание и окунуться в спасительное беспамятство. Боль вгрызалась в него, подобно недавнему кинжалу, заставляя мечтать о том, чтобы скорее расстаться с жизнью...
Эйнар думал, что остался один, не считая таящихся по углам теней. Но через несколько мучительно долгих минут от одной из колонн отделилась фигура, и к нему приблизилась жрица. Мысленно он уже приготовился к продолжению пытки, но девушка почему-то не спешила браться за нож, а молча стояла и смотрела на него. Эйнар, пытаясь отвлечься от собственной боли, стал разглядывать ее. Много раз проколотые уши, сложная прическа, узор на лице - все точно также, как и у других жриц. У них не бывает каких-либо знаков отличия, кроме верховной, единственной, кому позволено покидать храм и кто имеет власть не меньшую, чем главные советники. Между тем, девушка продолжала внимательно смотреть на него.
- Ты не узнаешь меня? - вдруг спросила она тихим и печальным голосом.
Эйнар хотел было ответить отрицательно, ведь у него никогда не было и не могло быть знакомых жриц, но он вдруг вспомнил.
Больше десяти лет назад его маленькую шестилетнюю сестру забрали в храм...
- Ниора? - голос звучал хрипло, не только от боли, но и от удивления. Он не надеялся когда-либо встретиться с ней и уже почти забыл о её существовании. Вероятно, и она узнала его только благодаря отличительной татуировке, которая бывает у всех членов знатных семей.
- Да, брат.
И, подчиняясь какому-то мимолетному порыву, она вдруг обняла его. Только сейчас, глядя в глаза, которые так походили на ее собственный, она поняла, что, войдя в храм маленькой девочкой, потеряла нечто важное. У жриц Асмидиске нет семей. Они забывают лицо и имена своих родных, они никого не любят и никого не жалеют. Богиня войны не терпит слабости… Но так больно бывает долгими ночами без сна, когда нежданно возвращаются обрывки воспоминаний из той, другой жизни. Ниору забрали очень поздно – ей уже исполнилось шесть. Это было ошибкой, и, если бы не ее невероятно сильный дар в магии, она бы так и не вошла в этот храм. О, как завидовала она своим сестрам, которые не помнили другого дома кроме их общих спален на верхних этажах храма! А теперь судьба (или богиня?) подбрасывает ей новое испытание, заставляя смотреть на долгую и мучительную смерть родного брата.
@темы: Проза, Фанфик, эльфы, Эйнар